Глава 11. Наследники разума

С. П. Королев

Пасмурным январским днем 1966 года на операционном столе в московской больнице умер от сердечной недостаточности Сергей Павлович Королев. Умер Главный конструктор ракетно-космических систем. У необыкновенно сильного, волевого человека, отказавшегося от всех радостей мира ради тяжелой, изнурительной работы для людей, оказалось слабое сердце. Хоронили Королева у Кремлевской стены. Впереди, на красных подушечках несли медали лауреата Ленинской премии и Государственных, ордена, Звезды Героя Социалистического Труда... Мягкий, пушистый снег бесшумно падал на нескончаемый человеческий поток, запрудивший Красную площадь, таял на трубах музыкантов, игравших траурный марш, и под его медные, печальные звуки Главный конструктор уходил в свой последний путь.

В последний путь уходил основоположник практической космонавтики. Один из ее пионеров, выдающийся конструктор.

Черная черта смерти еще резче обозначила его величие, проявила всю масштабность личности. Он был большим и ярким человеком. Знал дни величайших триумфов, но многого не успел. Для дела, которому Королев отдал жизнь, мало одной жизни. И двух мало. И ста. И тысячи. Люди будут вечно стартовать в Бесконечность, уходя к новым звездам по дороге, не имеющей конца. И имя одного из первых создателей этой дороги навсегда останется в истории цивилизации.

Королев умер.

Но по Красной площади шли люди, вдохновленные им, воспитанные, бок о бок с Главным прокладывавшие звездную магистраль. Шли космонавты. .. Юрий Гагарин... Герман Титов... Алексей Леонов... Шли летчики и инженеры, которым в год своей смерти Главный подписал рекомендации в отряд космонавтов. Они плакали, не стесняясь слез, и вспоминали, как Страна Советов объявила новый набор в отряд космонавтов, и как за несколько месяцев до этого скорбного дня Сергей Павлович собрал своих соратников, и как увлеченно говорил о перспективах и новом корабле, уже существующем на листах ватмана, и мучительно искал для него единственно правильное название, а найдя, очень им гордился.

Машину нового типа назвали "Союзом".

Первые пять кораблей уже закладывались где-то, и его ученики должны были отправить их на орбиту. Они были продолжателями его дела, наследниками его разума. Продолжателем его дела был и безызвестный еще подполковник авиации Владимир Шаталов. Королев открыл для него, для всего мира новую область пространства, где иной темп жизни, иные возможности, иной объем информации, иное видение. И это пространство, бескрайнее само по себе, давало землянам неограниченные возможности для совершенствования и творчества. Никто еще не осознавал до конца, почему так произошло. Но это произошло. Стремительное расширение границ ноосферы (от греческого "ноос" - разум)-сферы взаимодействия природы и общества - расширило сферу человеческого разума и труда. Соприкосновение с Бесконечностью, познание законов звездного мира обещало фантастическую выгоду.

Трудно было предугадать все последствия проникновения в пространство. Но, размышляя над результатами стартов своих "Востоков" и "Восходов", люди тех первых радостных и тревожных лет новой эры понимали: начинается сложнейший процесс формирования взаимоотношений со Вселенной. Закладывается фундамент новой системы: "Человек - Земля - Космос".Пройдет немного времени, и на орбитах появятся гигантские научные лаборатории и комплексы. Заводы и фабрики. Нужно лишь пройти по спирали развития какой-то путь, отделяющий от этих заводов. И он, Владимир Шаталов, должен внести на этом нелегком пути свою лепту в историю космонавтики.

Королев не узнает о его полете. Не улыбнется ему. Не назовет ласково "ореликом". Жизнь великого человека - та, что проходила на глазах Шаталова, и та, о которой он только слышал, встала перед ним. Он невольно сравнивал ее со своей собственной, стараясь найти в прожитых годах хоть что-то королёвское. Две судьбы - в движении, в действии, в красках - словно спроецировались на невидимый экран, и когда он вспыхнул слабым светом, Шаталов увидел Васильевский остров в Ленинграде, свою 24-ю школу на Среднем проспекте, свой дом, яркий солнечный свет в окне, веселое лицо отца.

- Вовка, вставай! - Отец тронул его за плечо и засмеялся. - На рыбалку опаздываем.

- Угу, - сказал он. - Сейчас. Минуточку посплю.

- В магазин еще надо сбегать, - сказал отец. - Мать просила масла купить.

Мальчишка встал, сладко потянулся всей долговязой худобой, быстро оделся, плеснул в лицо холодной водой из-под крана и, совсем проснувшись, увидел, что день чист и светел, а на листке календаря празднично краснеет хорошая дата и хороший месяц - воскресенье, 22 июня.

- Ты, мама, приготовь нам пока чаю, - уже от двери крикнул Володя и стремглав бросился вниз по лестнице. - Я мигом.

- Совсем взрослый стал, - вздохнула мать.

В магазине все почему-то со страхом повторяли одно слово - "война, война" - и что-то говорили про фашистскую Германию. Но мальчишка не очень прислушивался - думал о рыбалке, о жирных подлещиках, о своем озере. Примчавшись домой, схватил рюкзак, заторопился; уже дожевывая бутерброд, скороговоркой выпалил:

- Там говорят, фашисты опять на кого-то напали. Перевешать бы всех этих фашистов.

Отец побледнел, отложил снасти, неровными шагами подошел к репродуктору, повернул ручку. Диктор сурово и строго читал заявление Советского правительства о вероломном нападении на Союз Советских Социалистических Республик. Что-то тревожное, страшное ворвалось в дом. Через час красноармеец принес отцу повестку.

- Ну, Володька, - Шаталов - старший потрепал мальчишеские вихры, - береги мать. Остаешься за старшего.

Все мужчины из их двора ушли на войну. Володя целыми днями провожал за город батальоны, а вечером садился писать очередное заявление- шестиклассник рвался на фронт. Поставив для солидности размашистую подпись, глядел в темный проем окна и представлял, как с одной гранаты подбивает танк, с ревом ползущий к Ленинграду, и как сам командир полка вручает ему перед строем орден и именной маузер. Утром, даже не позавтракав, бежал сдавать заявление, но военком с красными от бессонницы глазами приказал в три шеи гнать всех василеостровских мальчишек от военкомата и ни в какую действующую армию не записывать. Военком казался самым черствым и бездушным человеком на свете.

Устав воевать с этим "сухарем", Володька решил организовать свою армию. Он собрал из соседних дворов двенадцати - тринадцатилетних добровольцев, объяснил им задачу. Ребята приняли ее на "ура" и, собравшись в кружок, решили для начала рыть окопы. Каждое утро они выезжали вместе с женщинами за город, дружно работали лопатами, вслушивались в близкий грохот канонады, спорили, когда закончится война, и никто не сомневался, что война закончится очень скоро - может, через неделю, а может, через месяц.

Свой последний окоп мальчишеский отряд рыл под Гатчиной. Они еще не знали, что это их последний окоп, и старательно делали брустверы, маскировали все травой и зелеными кустиками. Неожиданно высоко в небе появились самолеты, с диким ревом понеслись вниз, и кругом засвистело, завжикало. Фонтанчики пыли прямыми трассами пробежали по полю, словно вдруг сыпанул густой дождь, и сверху забарабанило: та-та-та, та-та-та.

- Ложись! - истошно прокатилось по цепи.

Мальчишки и женщины припали к холодной земле, вцепились в нее руками, и Володя, повернув голову, оцепенело глядел в небо, откуда прямо на него падало страшное чудовище с огромными черными крестами на крыльях. Чудовище тряслось и плевалось струями огня.

- Пацаны! - неожиданно для самого себя Володя Шаталов рванулся из окопа. - Поднимайтесь, пацаны! Разве вы боитесь, ребята!

Мальчики, пересиливая сковывающий все тело страх, вставали, прижимались теснее друг к другу, почти плечом к плечу, молча, с какой-то остервенелостью вбивали лопаты в твердую, неподатливую землю. Рядом ухало и свистело, пронизывающая боль ударами пульса отдавалась в кровавых мозолях, но никто не заплакал, не отступил. И женщины, глядя на своих сыновей, вставали с пропахшей порохом августовской земли, поправляя сбившиеся косынки, шли на подмогу.

Работа не прекращалась почти сутки - весь день и всю ночь. А утром из леса вышли усталые красноармейцы, заняли окопы и приказали всем гражданским возвращаться домой. Где-то рядом, совсем близко прорвались фашистские танки. Кольцо сжималось. Фронт подходил к Ленинграду. Володя с ребятами чудом вырвался из окружения, оборванный, в ссадинах, похудевший, как-то сразу возмужавший, добрался до Васильевского и прямо с порога заявил маме, что уходит в армию или к партизанам. Решение это твердое и окончательное. Зоя Владимировна опустилась на стул, всплеснула руками.

- Хорошо, Володя. - Она вытерла глаза и посмотрела на сына. - Ты пойдешь воевать. Ты уже взрослый. Но я прошу тебя подождать неделю. Одну - единственную неделю.

Через неделю в доме неожиданно появился отец. Не снимая шинели, сел за стол, положил на белую скатерть большие мозолистые руки.

- У нас мужской разговор, мать. - Он устало улыбнулся. - Ты пойди, приготовь чаек.

Зоя Владимировна осторожно, на цыпочках, вышла из комнаты, неслышно прикрыла дверь, и мужчины остались одни.

- Значит, на фронт? - Отец размял жесткими пальцами папиросу.

- Уже вещи собрал.

- А если я не разрешу?

- Убегу. Фашисты-то уже под Ленинградом.

- Это верно.

Александр Борисович опустил голову, задумался, и Володя увидел, какой отец сильный и очень усталый. Представил, как отец сражается на своем специальном поезде связи где-то на Карельском перешейке среди огня, взрывов, дыма.

- Хочешь ко мне в часть? - Шаталов - старший спрятал папироску в коробку. - Будем воевать вместе.

- Я серьезно, а ты смеешься! - Володя отвернулся. - У вас же там самое пекло!

- Ну, два Шаталовых как-нибудь выстоят, - улыбнулся отец.

- А военком?

- Мы ему просто ничего не скажем. У него и без нас забот хватает.

В тот же день Володе выдали удостоверение бойца, поставили на довольствие, и, когда он доедал пшенную кашу, пожилой солдат принес новенькую красноармейскую форму. Перешивать особенно не пришлось - парень был рослый. Вечером, строго осмотрев сына, отец сказал, что в часть его приняли в виде исключения, но требовать будут не меньше, чем с любого взрослого бойца, а если проштрафится - выгонят. Или будут судить по законам военного времени. Отец не шутил, и Володя, слушая его, сглотнул комок, застрявший в горле. Четко сказал "есть" и, повернувшись на каблуках, вышел. Так началась несладкая солдатская жизнь. Будущий космонавт ходил в наряды, в караул, доставлял секретные пакеты из одного подразделения в другое... Их поезд связи входил в населенные пункты вместе с первыми красноармейцами, а уходил последним, взрывая подземные кабели, коммуникации, оборудование.

Тринадцатилетний воспитанник полка уже стал почти настоящим солдатом и мечтал закончить войну с орденом или медалью, как вдруг пришло тревожное сообщение: фашисты вплотную подошли к последней железнодорожной магистрали, связывающей Ленинград с Большой землей. Начальник поезда вызвал своего заместителя - Шаталова - старшего. Отец вернулся мрачный, очень строгий, потрепал Володькины вихры, тяжело опустился на скамью.

- Что-нибудь случилось? - Володя присел напротив.

- Тебе надо уехать. Сегодня. Через час. - Отец смотрел прямо перед

собой. - Это последний шанс пробиться в глубь страны.

- А ты, а командир? - Жгучая обида обожгла мальчишку.

- Нам приказано остаться.

- Значит, я должен бросить поезд в самую трудную минуту? - Володя слегка заикался от волнения.- Это несправедливо. Ты всегда учил, что так поступать нельзя.

- Не горячись! - Шаталов - старший сел рядом. - Ты будешь больше полезен Родине, если, получившись, станешь летчиком, моряком, танкистом. Война видишь как затянулась! Страну защищать нужно!

Суровая правда звучала в словах отца. Мужчины обнялись. Спустя сутки Володя ехал с мамой в Петропавловск. Вспоминал рассказы отца об авиации, о первых самолетах. Отец служил во время гражданской в авиационном отряде. Пожалел, что в опустевшей ленинградской квартире осталась аккуратно обернутая книжка о Чкалове. Грезил летно-испытательной работой, хотел судьбы, чем-то похожей на чкаловскую. Лишь на какую-то долю секунды к сердцу подкрались сомнения. В том, уже прошедшем детстве остались зачитанные сочинения Герберта Уэллса, "Аэлита" Алексея Толстого, "Вне Земли" Константина Эдуардовича Циолковского. Остались звезды, на которые он ужасно любил смотреть по вечерам, остался мучительный вопрос: зачем человеку космос, зачем другие галактики?

Он выглянул в окно. Небо было затянуто черным, звезды не мерцали. Мимолетное сомнение, едва нахлынув, прошло. Космические перелеты в те военные годы считались фантастикой. Красивой, несбыточной. Только самые отчаянные мечтатели уходили в мир суперскоростей, романтики риска. И то лишь в своих дерзких замыслах. Не было для мечтателей реальных звездных кораблей. Еще двадцать тяжелых лет отделяли борющуюся страну от 1961 года.

Но он пришел, этот звездный год. И наступило 12 апреля. В тот необыкновенный день, когда над Байконуром ослепительно светило солнце и чистое голубое небо окутало всю страну, майор ВВС Владимир Шаталов уже с отличием закончил спецшколу ВВС, Качинское военное авиационное училище летчиков, Военно-воздушную академию. Военный летчик освоил двадцать типов самолетов, летал практически на всех существующих машинах, постигал невиданные скорости и стратосферные высоты. Все у него шло хорошо. Лишь иногда кабина остроносого истребителя казалась слегка тесноватой да, будто случайно, вспоминались старые фантастические книжки. В то апрельское утро он просто сидел в стартовом домике и записывал в летную книжку очередное задание. Но вдруг дверь рванули, чуть не сорвав с петель, и ошалелый дежурный, забыв все правила воинского поведения, закричал:

- Человек в космосе! Наш, русский!

Шаталов рванулся, опрокинул стол, в два прыжка оказался рядом с дежурным, схватил его в охапку и затряс, словно вытряхивая слова:

- Гагарин! Майор! Летчик!

В одно мгновение стали понятны и теснота кабины, и старые книжки, и странная тоска по какому-то большому, настоящему делу. Подросток, вглядывающийся в мерцающие звезды, проснулся в нем. И майор прыгал, словно мальчишка, обнимал друзей, что-то кричал. Потом он ушел в полет. Вел ревущую сверхзвуковую машину и, завидуя отчаянной завистью тому парню, Представлял, что управляет космическим кораблем.

- Командир, - сразу после посадки Шаталов пришел на стартовый командный пункт, - решено. Буду пробиваться в отряд.

- Там из тысячи, говорят, принимают одного. Подумай. Гагарин моложе тебя, Володя. Значительно моложе.

- Я посоветуюсь с врачами.

Тысячи вопросов мучили майора. Хватит ли знаний? Не подкачает ли возраст - все-таки тридцать четыре? Сумеет ли он выдержать все проверки, экзамены, испытания? . . Шаталов наводил справки, засиживался над книжками, тренировался. Почти год, забыв о рыбалке, кинотеатрах, праздниках и выходных, майор ВВС готовился к самому трудному экзамену в своей жизни. Восстановил знания по высшей математике, теоретической механике, сопромату, специальным дисциплинам. Научился легко пробегать на лыжах пятнадцать километров. Получил звание летчика первого класса. Добился приема у командующего округом и доказал, что нужен космонавтике.

Он сделал все, что можно было сделать. Прошел психофизиологический отбор, испытания на центрифуге, вибростендах, в пышущих жаром тепловых камерах, в барокамере, в сурдокамере, в условиях длительной изоляции, мертвой тишины, ограниченной подвижности. Оставалось совсем немного. Оставалась финишная прямая.

Каждый вечер, ровно в десять, военный летчик ложился на свою больничную койку молчаливый, отрешенный и думал, что выдержал очередной экзамен, победил самого себя и нужно обязательно хорошо выспаться, чтобы завтра начать все сначала. Военный летчик устал от одиночества, от спокойного зимнего пейзажа за окном, от белых как снег халатов, уже тосковал по небу, по своим быстрокрылым самолетам, по друзьям и близким. Но необыкновенно большое и емкое слово "космос" помогало ему идти к цели. Человек, сменивший летную форму на серый больничный халат, боролся за свою мечту.

- Товарищ майор! - однажды утром остановился на пороге седовласый врач.

Шаталов ни о чем не спросил, упруго поднялся, пошел по длинному госпитальному коридору. Они проходили мимо знакомых кабинетов, лабораторий, но врач почему-то нигде не останавливался.

- Что-нибудь случилось? - не выдержал летчик.

- Вас вызывают, чтобы сообщить приятную новость.

- А испытания?

- Вы прошли испытания.

Вечером, собрав в каптерке чемодан, Шаталов вышел на шумную весеннюю улицу и затерялся среди прохожих. Он думал о прошлом, мечтал о будущем. Впереди его ждали тренировки, занятия, новые испытания - Шаталов готовился стать обыкновенным рабочим космоса. Исследователем-универсалом. Он был представителем того звездного поколения, которому суждено было завершить первый этап освоения космоса, проверить людей и технику, начать вне Земли строительство орбитальных станций.