Глава 4. Эффект "ПЭЭСИКА"

С. П. Королев

Что-то невероятное случилось с миром! Сместились вдруг понятия дня и ночи. Сразу после захода солнца люди выходили на улицы, смотрели на небо, ожидая, когда среди звезд появится быстрая мерцающая точка - русский спутник. Улицы были шумными, разноцветными, разноязыкими, и казалось, что во всех странах и городах наступил праздник. Вся планета включила репродукторы, радиоприемники. Голос из Вселенной весело повторял: "Бип-бип-бип". Космос перестал быть немым. С газетных полос улыбалось простое чудо XX столетия - маленький, поблескивающий полировкой шарик. Фотографию вырезали, рассматривали через увеличительное стекло, изучали. Жгучее, ни с чем не сравнимое любопытство проснулось в людях. Люди впервые почувствовали себя землянами. Космонавтика стала реальностью. Это просто не укладывалось в сознании. Не верилось, что мощность двигателей ракеты-носителя соизмерима с мощностью русского Днепрогэса, а "бип-бип" весит целых 83,6 килограмма, и какая-то русоволосая девушка-лаборантка взвешивала аппарат перед стартом на самых обыкновенных весах и спокойно записала в паспорт изделия эту цифру.

- Летит! Летит! - кричала Земля, когда звездочка появлялась на небосклоне.

Все взоры устремились в те дни к небу, к России. "Москва", "спутник", "русские" - три слова не сходили с уст в 1957-м. Не хватало только среди этих хороших слов фамилии - Королев в ту пору, как и его товарищи, был безымянным. Просто русским Главным. Без имени и без отчества. И его поздравляла не вся планета, а всего несколько человек - самые близкие. Но они крепко пожали ему руку от имени всего Человечества. Главный сумел предугадать буквально все. Те "мелочи", на которых еще несколько месяцев назад Сергей Павлович заострял внимание, обрели после запуска особую, международную даже, значимость. И специалисты, начинавшие проектирование с нуля и не знавшие, с какой стороны подойти к проблеме, убеждались: Королев был единственным, кто видел будущий спутник во всех деталях, кто знал, каким должен быть космический первенец.

На самом первом обсуждении проекта, выслушав десятка три предложений- и туманных, и фантастических, - Королев твердо сказал:

- Главное - форма и содержание. Форма спутника должна быть простой, выразительной, символичной, близкой к форме естественных небесных тел. Содержание обязан понять каждый простой человек, абсолютно далекий от техники и космоса. Тут, думается мне, основное слово скажут радисты и баллистики. Нужно сделать так, чтобы сигналы передатчиков могли уверенно принимать радиолюбители всего мира. При расчетах орбиты важно учесть "международный коэффициент" - любой человек, подняв голову, должен увидеть наш "Пээсик" невооруженным глазом. Это приблизит людей к космосу, заставит их поверить в его доступность, в самую возможность его освоения.

Королев думал о завтрашнем дне. И в том далеком завтра, куда он старался проникнуть мысленным взором, уже висели над планетой орбитальные станции, и экипажи, сменяя друг друга, несли на станциях космическую вахту. В том далеком завтра уже плыли в просторах Вселенной "Марсы", "Луны", "Венеры", и на планетах, вдали от голубой Земли, строились научные лаборатории. О, сколько раз он видел эту картину, сколько раз приходили к нему неземные сны, заставляя снова переживать то, чем он жил наяву!

Однажды в знойной степи ему приснился корабль - большой космический корабль с садом и бассейном, полным зеленой морской воды. Он проснулся, всю ночь просидел у окошка с карандашом в руках и под утро написал очень мудрую, очень ясную фразу: "Именно советский человек должен первым подняться в космос и пройти в нем уверенным шагом никем еще не хоженные пути-дороги". Он подумал немного, хотел переписать фразу заново, но под окном уже негромко урчала мотором персональная "волга". Время снова безжалостно хватало его за горло - начинался новый день, и у Королева было очень много работы.

Завтрашний день подгонял Главного. Он торопился заложить прочный фундамент для тех, кто придет после. Понимал: мелочей быть не может. Важно все - от подбора и расстановки кадров до пузырька туши для первых линий чертежей. И это особое, чисто королёвское осознание проблемы в целом и в деталях заставляло его гнать машину на полевой аэродром и улетать в знойную степь или в крохотный лесной городок, неожиданно появляться в отделах КБ, где проектировался простейший спутник, или, попросту, "Пээсик", на заводе, который готовился выполнить новый заказ.

Завод интересовал Королева особо. Главный чувствовал: проникновение в эфирное пространство немыслимо без высокой культуры производства. Допотопное оборудование, срыв установленных сроков, наверстывание упущенного за счет авралов, низкая организация труда, даже плохое настроение тех, чьи руки прикоснутся к искусственному небесному телу, - это провал. Сам космос по своей природе, по сути, требует от входящих с ним в контакт высшей организации производственных и духовных сил. Тех, кто не понимал этого, не хотел понять, пытался работать по старинке, Королев строго наказывал. Он просто взорвался, увидев в первый раз серые, невыразительные пролеты заводского цеха, запыленные стекла окон, ящик стружки у станка.

- И здесь вы будете собирать ПС? - Главный резко обернулся к директору предприятия. - В вашей конюшне нельзя даже гвозди штамповать! А что будет, когда я дам вам космический корабль? Понимаете, не корыто - корабль?

- Мы... Время...

Королев неожиданно успокоился.

- Завтра я приеду снова. В это же время. И буду приезжать каждый день.

Назавтра Главного неожиданно вызвали в ЦК. День складывался трудно, но Королев как-то выкроил полчаса, заскочил на завод. Молча обошел цеха, потрогал пальцем голубые свежевыкрашенные стены, постоял у чистого окна с белыми шторами, с некоторым недоумением посмотрел на бригаду слесарей-сборщиков в стерильно белых халатах, в белых перчатках. Пряча улыбку, спросил:

- Что за люди?

- Технология сборки, Сергей Павлович, требует особой чистоты. Мы обтянули подставки для "Пээсика" бархатом, а слесарям-сборщикам и монтажникам выдали специальную форму.

- А меня в слесаря примете? - широко улыбнулся Королев. - Очень форма нравится. Прямо жрецы во храме божества.

- Работа такая.

- Нужно только, чтобы все это не было парадом, - Главный снова стал серьезным и строгим. - Мы делаем большое и ответственное дело. И белые халаты, и руки в белых перчатках - часть этого дела. Часть, а не частичка. Из таких частей составляется целое. Сейчас, когда мы только готовим прорыв в космос, нужно предвидеть все. И важно помнить: если нам удастся осуществить выход за пределы атмосферы, само проникновение в неземное, неизвестное пространство наполнит наше мировоззрение новым, можно сказать, космическим содержанием. Человек получит возможность воздействовать на космос, станет осваивать его, обживать, изучать в практических, народнохозяйственных интересах. До сих пор наблюдалось обратное - тысячелетиями космос воздействовал на человека, на жизнь на Земле. Мы хотим изменить этот порядок вещей. Понимаете, изменить!

Королев замолчал, отрешенно глядя на сосны за хрустально-чистым окном цеха. Сознание стремительности времени, скоротечности бытия уже вошло в него; он просто физически чувствовал, как безумным вихрем проносятся секунды, отсчитывая не десятилетия, не годы - дни до начала эксперимента. "Неужели доживу?" - вспыхнула и угасла странная мысль. И это "неужели" необыкновенно поразило Главного. Тогда, в тридцатых годах, такие мысли никогда не посещали конструктора. Молодой, сильный, переполненный неудержимой энергией, Королев твердо знал - все случится на его веку. Он все увидит. Сомнений не было - не хватало мудрости сомневаться. Иная мудрость - мудрость молодости - открыла ему в темной дали звездное будущее, и он ступил на длинную дорогу времени, сумел пройти по ней, все выдержал, выстоял, не сломался.

Где начиналась эта дорога? В Нежине? В Одессе? В Москве на Садово-Спасской? На планерной станции? На заводе Туполева? В кабине бесхвостки БИЧ-8 Черановского - Королев ее все-таки облетал и необыкновенно гордился этим. Или, быть может, на Александровской улице, когда к нему первый раз пришли Цандер, Победоносцев, Тихонравов, Субботин, Сумарокова, и они сидели до поздней ночи, пили чай с баранками и пытались разрубить гордиев узел, решая, с чего начать. Попытка создать "космическую" организацию была явно обречена на неудачу: ракеты считались областью фантастики. Надо предлагать не межпланетный корабль, а что-то совсем другое, что-то очень нужное и конкретное. Ту же бесхвостку, например, с ракетным двигателем. Но тут опять закавыка - пока нет готовой бесхвостки и двигателя, никто не даст ни денег, ни материалов, не выделит помещение. В общем, снова замкнутый круг.

- Ждать нельзя, - рубанул рукой Королев. - Помещение надо захватить силой. Иначе все пойдет прахом.

- Это, видите как, товарищ Королев, совсем разбой, - онемел Цандер. До фанатизма смелый в своих экспериментах, он боялся всякого житейского риска. - Нас свяжут тогда и посадят в тюрьму.

- Мы убежим, Фридрих Артурович, - засмеялся Победоносцев.

- Знаете как, я отказываюсь, - совсем перепугался Цандер. - Побег - это опасно.

Полчаса, наверное, все хохотали над нерешительным Цандером, потом Королев, вытирая слезы, изложил свой "хитроумный" конспиративный план, и Фридрих Артурович, выслушав его, прямо просиял от удовольствия. Королев, оказывается, чтил уголовный кодекс, а голова у него была очень умная. Он предлагал поделить Москву на квадраты, спокой-. но, без шума, прочесать все улицы, найти какой-нибудь пустой заброшенный подвал, навести там порядок, провести электричество и начать работу. Просто так, без всякого вознаграждения. А когда будет готово что-то конкретное - прийти в Осоавиахим и заявить о своем существовании, о проделанной работе, о планах. Ни один бюрократ тут не сможет отвертеться - организацию придется узаконить. Появятся штаты, материалы, оборудование, деньги, начнется настоящая жизнь.

- На Марс! Вперед - на Марс! - громко кричал в ту ночь поверивший в успех Цандер.

И этот странный, фантастический призыв почему-то казался всем абсолютно реальным. Они смотрели на далекую красноватую планету и очень хотели немедленно, прямо с Александровской улицы уйти в межпланетное путешествие. Ох, как трудно было им, молодым и увлеченным, возвращаться на реальную Землю. Но Королев очень мягко, очень деликатно убедил Цандера: без подвала построить марсианский корабль абсолютно невозможно. И Цандер стал кричать, что раз подвал имеет такое значение, значит, надо искать подвал. Убеждая всему верящего Цандера, Королев в сущности ничуть не грешил против истины. Темное сырое помещение ГИРДа на Садово-Спасской навсегда вошло в историю космонавтики. Начиная на голом месте, без оборудования, без лимитов, без материалов, без фондов, не получая за свою иногда круглосуточную работу ни гроша, группа изучения реактивного движения сделала первый практический шаг к будущему кораблю Гагарина, автоматическим межпланетным станциям, орбитальным лабораториям. Она заложила фундамент для развития космонавтики.

Самодеятельный ГИРД просуществовал почти год. В нем Королев стал Королевым. Он не ждал наград, не собирался зарабатывать, делать карьеру. Он просто безумно много работал даром. И все тоже работали безумно много. Случалось, их сваливала усталость, и они засыпали в своем подвале. Случалось, делили тоненький кусок черного хлеба пополам и запивали его пустым кипятком - продовольственные карточки были не у всех. В ГИРДе они проходили самые суровые университеты, становились специалистами широкого профиля, крупнейшими учеными. Они видели в своем деле перспективу. Они верили. И однажды пришел день, самый светлый день, когда их вера обрела могучую поддержку. В тот день Юра Победоносцев как безумный ворвался в подвал и пустился в пляс вокруг столов, размахивая какой-то книжонкой.

- Видите! Видите! - кричал будущий известный ученый. - Он написал о ГИРДе! Я люблю его еще сильнее, чем прежде. Он же не просто гениальный ученый. Он гениальный человек.

Новая книга учителя из Калуги "Стратоплан полуреактивный" пошла по рукам. На последней странице научного труда Циолковский уведомлял своих читателей, что в Москве организовалась группа изучения реактивного движения. Энтузиастами сделано немало, но особого внимания заслуживают их планы. Константин Эдуардович узнал о них из письма гирдовцев. Письмо приводилось в книге. Быть может, сам того не подозревая, Циолковский решил вопрос об официальном признании московской организации. Осоавиахим узаконил ГИРД, начал платить сотрудникам скромную зарплату. Иногда выдавались продовольственные карточки. В оборудовании и материалах отказали - не было еще у гирдовцев готовых двигателей, ракетопланов. Требовалось как можно скорее показать себя в деле.

"Начинали с того, что приносили из дома кто что мог: молотки, напильники, клещи, пилы, - вспоминает начальник производства ГИРДа Г. П. Бекенев. - Потом, благодаря настойчивости и изворотливости начальника ГИРДа С. П. Королева, стали добывать все необходимое".

Королеву достаточно быстро удалось решить вопросы снабжения. С точки зрения сегодняшнего дня его методы были, конечно, ужасно авантюрными. Однажды, например, он предложил Бекеневу "сделать" на петлицах гимнастерки "следы" выгоревших шпал, явиться в таком виде к высокому начальству в Наркомтяжпром и "выбить" токарный станок. Отношение к бывшим командирам Красной Армии было тогда особое, и все получилось как нельзя лучше. Станок дали, правда, старенький, но гирдовцы быстро его отремонтировали, надраили, запустили. Дело сдвинулось с мертвой точки. Через несколько недель Цандер приступил к изготовлению моторов ОР-2, а Королев начал отрабатывать детали первого ракетного полета на планере БИЧ-11-бесхвостке Черановского. (Позднее она получила кодовое название РП-1 и стала прообразом будущих реактивных самолетов.)

"Оборудование" было. Требовались материалы. Королев, занимаясь чисто инженерными и научными вопросами, вынашивал параллельно хитрые планы "выбивания" гвоздей, металла, дерева. Организаторский талант и энергия Главного раскрылись тогда в полной мере. Он спешил сам и подстегивал остальных. Королев вел свою группу ракетчиков в октябрь 1957-го, где теперь надрывно кричали радиостанции, звонили телефоны, пулеметной дробью потрескивали телетайпы. И среди этого удивления, восторга, шума, хаоса в маленьком тихом кабинете Главный, низко склонившись к столу, спокойно читал телетайпную ленту с сообщениями иностранных агентств печати.

"Новость о запуске русскими спутника явилась сенсацией для всего цивилизованного мира... " - восклицала "Нью-Йорк пост".

"Октябрь 1957 года навеки войдет в анналы истории", - добавляла "Нью-Йорк таймс".

"90 процентов разговоров об искусственных спутниках приходилось на долю США. Как выяснилось, 100 процентов дела пришлось на долю России, - констатировало агентство Ассошиэйтед Пресс. - Мы были бы очень глупыми, если бы не видели в кремлевском спутнике убедительное свидетельство высокого уровня развития советской науки и техники".

"Ночь 4 октября 1957 года, - подчеркивало агентство Юнайтед Пресс, - имеет историческое значение для всего западного мира. Любые томительные сомнения, скептицизм или умаление научных достижений России внезапно рассеялись. Советские ученые заявили, что они могут сделать и сделали то, что величайшие гении западного мира все еще не могут сделать, - запустить искусственный спутник Земли в межпланетное пространство".

Королев смотал телетайпную ленту в рулон, устало откинулся на спинку кресла. Он знал, что запуск спутника всех взбудоражит. Но не подозревал, что маленький "Пээсик" вызовет такой резонанс. Что же будет, когда в космос поднимут полтонны? Нет, судя по откликам, печать пока не заглядывает в завтрашний день. Даже самые смелые ученые не подозревают, что русские способны вывести на орбиту что-то более тяжелое. Всех поразила цифра 83,6 килограмма. Но скоро эмоциональный шок пройдет, космонавтика станет обычным, рядовым делом. И уже сегодня нужно объяснить людям, во имя чего в космические старты вкладываются огромные деньги. Нужно объяснить, что космонавтика - важное направление научно-технической революции. Уже в скором времени исследования космоса обернутся научными и народнохозяйственными выгодами. К делу подключаются медики, астрономы, геологи, биологи, металлурги, метеорологи, радисты. Уже сейчас налицо взрывоподобное, устремленное в бесконечность, пространственное расширение сферы человеческой деятельности.

Королев понимал: "прыжок в неизвестность" имел длительный период идейной и материальной подготовки. И теперь, когда он произошел и когда человеческие горизонты, словно в эпоху Великих географических открытий, необыкновенно расширились, ученый пытался осмыслить событие, к которому был непосредственно причастен. Он думал, вспоминал, мечтал. А где-то в далекой лаборатории страшные перегрузки уже обрушивались на маленькую умную собаку Лайку и самописцы вычерчивали длинную замысловатую кривую. Полет в космос живого существа должен был разрешить кардинальный вопрос современности: возможны ли такие полеты вообще? Не убьет ли загадочная невесомость живой организм? Как отразится на нем влияние жесткого космического излучения? Что будет с сердцем животного, с кровообращением, с координацией движений?

Ни один человек на свете не знал этого.

Лайка готовилась к старту.

Королев часто приходил в лабораторию, где жила собачонка, брал ее на руки, прижимал к себе, долго смотрел в умные преданные глаза. Главный очень любил эту спокойную, чуть долговязую собачонку. Лайка любила Королева. Днем 3 ноября 1957 года они должны были расстаться навсегда.